Правда - Бог Правда - Бог


«Ложь — религия рабов и хозяев… Правда — бог свободного человека!»

Максим Горький

  

Главная
Все материалы
Социальная страничка
Форум


 

Ещё раз о «22 июня» (13.12.2009)

Источник: http://delostalina.ru/?p=987

(как описываются последние предвоенные дни в мемуарах известных маршалов и что такое «Директива № 1» на самом деле)

Ещё раз о «22 июня».

Изучая документы последних дней в западных округах, а также некоторые мемуары, снова возвращаясь к Директиве № 1 от 21 июня 1941 года, можно прийти к однозначному выводу. Высший офицерский состав Красной Армии, Наркомат обороны и Генеральный штаб получил от главы правительства И. В. Сталина все необходимые и возможные указания для отражения немецкой агрессии ещё за несколько дней до нападения Германии на СССР. И «Директива № 1» — всего лишь последнее звено в предвоенных приказах и распоряжениях о подготовке Армии к войне. Это была именно последняя Директива мирного времени, а не «первая», якобы ставшая начавшейся долгой Войны. И уж тем более эта Директива не приводила части западных округов в боевую готовность.

В который раз, возвращаясь к «Директиве № 1 от 21 июня 1941 года», можно отметить, что, вообще-то, сама данная Директива изначально введена была в оборот именно маршалом Г. К. Жуковым. Зная склонность маршала к сочинительству, как правило, его обеляющему, можно также усомниться, что и эта Директива на «все сто» достоверна, а точнее, что эта Директива была приведена Жуковым дословно и полностью. Такое ощущение, что она всё же несколько «урезана» в тексте, о чем указывает в своих работах А. Мартиросян. Возможно, что и из-за этого она кажется многим исследователям «странной», похожа как ”на редкость безграмотную, непрофессиональную и практически невыполнимую“, и «несуразную» Директиву? Нигде и никто не ставит рядом с этой Директивой её архивные данные. Похоже, что только из «Воспоминаний и размышлений» и известен её текст и даже её «номер» — «№ 1 от 21.06.41 г.». А ведь сам Жуков пишет, что первоначально была подготовленная им самим другая директива, более объемная. Сталин пригласил Жукова с Тимошенко и Ватутиным в Кремль и Жуков “захватил с собой проект Директивы войскам” и Сталин согласился дать в приграничные округа эту Директиву и объявить-таки в этих округах «полную боевую готовность». Но по предложению Сталина Жуков с Ватутиным составили новый, более короткий “проект директивы наркома“, в котором Сталин сделал некие “поправки и передал наркому для подписи“. И далее Г. К. Жуков и приводит в своих мемуарах текст «Директивы № 1 от 21.06.41 г.». Но хорошо бы почитать подлинный текст «Директивы № 1» от 21 июня 1941 года. И хорошо бы взглянут одним глазком на «оригинал», с «поправками» самого Сталина…

Ну а то, что данная Директива всё же только сообщает и подтверждает точную дату немецкого нападения, дополняет ранее отданные распоряжения о приведении в боевую готовность частей Западных округов, а не приводит эти части в полную боевую готовность (за пару (!) часов до нападения Германии по «версии» Маршала Жукова), подтверждает один единственный вопрос, заданный нашим генералам «с целью обобщения опыта начального периода прошедшей Войны» в конце 1940-х годов: “Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии утром 22 июня; какие и когда были отданы указания по выполнению этого распоряжения и что было сделано войсками?”.

Чуть подробнее об этом и других вопросах чуть ниже, а пока хотелось бы привести воспоминания офицеров служивших в двух разных округах. Один был майором (или скорее даже капитаном), замполитом танкового батальона в танковой дивизии И. Д. Черняховского в ПрибОВО, в Прибалтике, а другой был полковником в КОВО, сначала, в 1940 году начальником оперативного отдела штаба 12-й армии Киевского особого военного округа, затем начальником оперативного отдела штаба Киевского округа.

Из воспоминания о генерале Черняховском И. Д. гвардии подполковника Челомбитько Василия Евдокимовича, начальника 7-го отдела Военной ордена Ленина Академии бронетанковых и механизированных войск Советской армии имени И. В. Сталина. (Записано 23 августа 1948 г. Запись сделана со слов гвардии подполковника Челомбитько. Записала научный сотрудник Центрального музея Красной армии Иванова О. Т. ЦМВС. Б-4/67. Л. 1 — 7 об. Подлинник. Машинопись.)

“…До февраля месяца 1941 г. я работал комиссаром (замполитом) отдельного танкового батальона [27-й] танковой бригады, которая стояла тогда в Риге. Батальон стоял в 40 км от Риги, в г. Митава Латвийской ССР. В конце февраля 1941 г. наш батальон перевели в Ригу и включили в состав [28-й] танковой дивизии, командиром которой был назначен подполковник Черняховский Иван Данилович…» (28 танковая дивизия входила в 12-й механизированный корпус ПрибОВО)

“…Последняя командирская учеба была 12 — 15 июня 1941 г. После трех дней занятий Черняховский собрал совещание и объявил о выходе дивизии на учение, велел подготовить часть к выступлению и ждать приказа дополнительно. Обстановка в эти дни была уже напряженной, поэтому после совещания мы окружили комдива и стали расспрашивать его, не придется ли нам скоро воевать. «Может, воевать будем? — спросил я у Черняховского. — Тогда надо собраться в поход основательно». «Я этого не знаю, — ответил Черняховский, — но если возьмете лишний груз, пригодится для тренировки полка. Да и вообще, «в хозяйстве и нитка пригодится», как говорит пословица».

Приехали в полк и вскоре получили приказ: 18 — 19 июня выступить на учение. Маршрут: через населенные пункты Литовской ССР. Дивизия выступила. На марше Черняховского я не видел, так как наш полк шел отдельной колонной.

22 июня наш полк остановился на отдых в лесу. Вдруг видим, летят самолеты, командир объявил учебную тревогу, но неожиданно самолеты начали нас бомбить. Мы поняли, что началась война. Здесь же в лесу, в 12 ч[асов] дня выслушали речь т. Молотова по радио и в этот же день в полдень получили первый боевой приказ Черняховского о выступлении дивизии вперед, по направлению к Шяуляю.

24 июня наш полк вступил в первый бой с танками противника….”

А вот как описывает последние мирные дни маршал Баграмян Иван Христофорович, служивший в КОВО (на Украине) в штабе Киевского округа и находящийся в самой гуще событий, т. к. и через него в штабе Киевского округа как раз и проходили распоряжения из ГШ и наркомата Обороны в эти предвоенные дни. Поэтому его воспоминания более подробные и интересные. Хотя и вызывают много вопросов («Так начиналась война», М. Воениздат, 1971 г):

“…В начале мая мы получили оперативную директиву Народного комиссара обороны, которая определила задачи войск округа на случай внезапного нападения гитлеровцев на нашу страну.

Читатель может усомниться в необходимости такой директивы: ведь отражение возможной агрессии предусматривалось планом прикрытия государственной границы. Однако к тому времени этот план не был еще утвержден Москвой. Видимо, поэтому Народный комиссар решил специальной директивой повысить боевую готовность западных приграничных округов. Задачи ставились конкретные: своевременно выявить сосредоточение войск наших вероятных противников, группировку их сил; не допустить вторжения войск агрессора на территорию СССР; быть готовыми упорной обороной надежно прикрыть мобилизацию, сосредоточение и развертывание войск округа.

В первом эшелоне, как и предусматривалось планом (Планом прикрытия госграницы, что должен иметься в каждом приграничном округе — К. О. Ю.), готовились к развертыванию стрелковые корпуса, а во второммеханизированные (по одному на каждую из четырех армий). Стрелковые соединения должны были, во что бы то ни стало остановить агрессора на линии приграничных укреплений, а прорвавшиеся его силы уничтожить решительными массированными ударами механизированных корпусов и авиации. В дополнение к плану прикрытия директива наркома требовала от командования округа спешно подготовить в 30 — 35 километрах от границы тыловой оборонительный рубеж, на который вывести пять стрелковых и четыре механизированных корпуса, составлявшие второй эшелон войск округа. Все эти перемещения войск должны были начаться по особому приказу наркома

…Во время этой работы у меня возникло сомнение: уж очень незначительной оказывалась общая глубина обороны — всего 50 километров. А если враг прорвется? Кто его встретит в тылу? Ведь в резерве командования округа сил почти не оставалось…

Во второй половине мая мы получили директиву, в которой предписывалось принять из Северо-Кавказского военного округа и разместить в лагерях управление 34-го стрелкового корпуса с корпусными частями, четыре стрелковые и одну горнострелковую дивизии… Первый эшелон должен был прибыть 20 мая. … В конце мая значительная часть командиров штаба округа была занята приемом и размещением прибывавших войск. Эшелон следовал за эшелоном.

…В первых числах июня мы узнали, что сформировано управление 19-й армии. Разместится оно в Черкассах. В новую армию войдут все пять дивизий 34-го стрелкового корпуса и три дивизии 25-го стрелкового корпуса Северо-Кавказского военного округа. Армия будет находиться в подчинении наркома. Возглавит ее командующий войсками Северо-Кавказского военного округа генерал-лейтенант И. С. Конев. Днем позже Генеральный штаб предупредил: предстоит принять еще одну, 16-ю армию генерал-лейтенанта М. Ф. Лукина. Она будет переброшена из Забайкалья в период с 15 июня по 10 июля. … Итак, уже вторая армия направляется к нам. Это радовало. Опасение, что в случае войны у нас в глубине не окажется войск, отпадало (эти две армии были не окружного, а Московского подчинения и получали приказы из Москвы напрямую, минуя штаб округа — К. О. Ю.).

…В конце первой декады июня (примерно 8—9 июня) командующий созвал Военный совет, на котором начальник разведотдела доложил все, что ему было известно.

…командующий: — И вот что. Считаю необходимым немедленно отдать войскам, составляющим второй эшелон нашего округа, следующий приказ: в каждом полку носимый запас патронов иметь непосредственно в подразделениях при каждом ручном и станковом пулемете, причем половину их набить в ленты и диски; гранаты хранить на складах, но уже сейчас распределить их по подразделениям; половину боекомплекта артиллерийских снарядов и мин держать в окончательно снаряженном виде, зенитные тоже; запас горючего для всех типов машин иметь не менее двух заправок: одну — в баках, другую — в бочках. И наконец, предлагаю максимально сократить срок приведения войск в боевую готовность: для стрелковых и артиллерийских частей его надо уменьшить до двух часов, а для кавалерийских, моторизованных и артиллерии на мехтяге — до трех часов. Одним словом, войска второго эшелона привести в состояние такой же повышенной боевой готовности, как и войска прикрытия границы.

…когда Кирпонос умолк, потирая лоб ладонью, словно припоминая, все ли он сказал, начальник штаба не выдержал.

- Ну а как же с доукомплектованнием дивизий корпусов второго эшелона до полного штата? — спросил он Кирпоноса. — Ведь случись что сейчас, и корпуса не смогут вывести значительную часть артиллерии — нет тракторов, транспортом многие дивизия обеспечены далеко не полностью, не на чем будет подвезти боеприпасы. Да и людей не хватает…

- … чтобы доукомплектовать людьми наши дивизии и корпуса до полного штата, обеспечить их недостающим парком тракторов, автомашин и другими средствами из народного хозяйства, потребуется провести частичную мобилизацию, которую в приграничном военном округе почти невозможно скрыть от гитлеровской разведки. Вряд ли руководство сможет пойти на такие меры.

- Ну ладно, нельзя так нельзя, — не успокаивался Пуркаев, — но давайте хотя бы вернем артиллерийские полки и саперные батальоны с окружных полигонов в дивизии.

С этим согласились все…

… Не прошло и суток после обсуждения на Военном совете новых мер по повышению боевой готовности войск, как поступила телеграмма из Москвы. Генеральный штаб запрашивал: на каком основании части укрепрайонов получили приказ занять предполье? Такие действия могут спровоцировать немцев на вооруженное столкновение. Предписывалось это распоряжение немедленно отменить…»

Интересно ведет себя командующий. С одной стороны он самовольно даёт команды занять «предполье» и чуть не войну готов начать хоть завтра, а с другой — только по настоянию начальника штаба округа соглашается вернуть с полигонов артиллеристов и саперов в места дислокации?

“…В Москве, безусловно, обстановку по ту сторону границы знали лучше нас, и наше высшее военное командование приняло меры. 15 июня мы получили приказ начать с 17 июня выдвижение всех пяти стрелковых корпусов второго эшелона к границе. У нас уже все было подготовлено к этому. Читатель помнит, что мы еще в начале мая по распоряжению Москвы провели значительную работу: заготовили директивы корпусам, провели рекогносцировку маршрутов движения и районов сосредоточения. Теперь оставалось лишь дать команду исполнителям. Мы не замедлили это сделать.

На подготовку к форсированному марш-маневру корпусам давалось от двух до трех суток. Часть дивизий должна была выступить вечером 17 июня, остальные — на сутки позднее. Они забирали с собой все необходимое для боевых действий. В целях скрытности двигаться войска должны только ночью. Всего им понадобится от восьми до двенадцати ночных переходов.

План был разработан детально. 31-й стрелковый корпус из района Коростеня к утру 28 июня должен был подойти к границе вблизи Ковеля. Штабу корпуса до 22 июня надлежало оставаться на месте; 36-й стрелковый корпус должен был занять приграничный район Дубно, Козин, Кременец к утру 27 июня; 37-му стрелковому корпусу уже к утру 25 июня нужно было сосредоточиться в райоие Перемышляны, Брезжаны, Дунаюв; 55-му стрелковому корпусу (без одной дивизии, остававшейся на месте) предписывалось выйти к границе 26 июня, 49-му — к 30 июня.

Чтобы гитлеровцы не заметили наших перемещений, районы сосредоточения корпусов были выбраны не у самой границы, а в нескольких суточных переходах восточнее…”

(Именно об этих 5-ти стрелковых корпусах второго эшелона общей численностью под 200 тысяч штыков, что, начиная с 17—18 июня, начали выдвигаться к границе из глубины округа и пишет в своей книге А. Исаев о начале Войны в Киевском Округе: «Дубно. 1941. Величайшее танковое сражение Второй мировой». Управления 36-го, 37-го, и 49-го стрелковых корпусов (т. е. командирский состав и частично рядовой сержантский и сверхсрочники этих корпусов) участвовали во всех военных компаниях — Польском походе, Бессарабской и Финской компаниях. То есть это были самые боеспособные и подготовленные части округа, имеющие боевой опыт! А следом за стрелковыми корпусами должны были двинуться ещё 4 механизированных корпуса второго эшелона. Что составляло ещё около 150 тысяч бойцов. (Всего в КОВО было 8 мехкорпусов.) Также Исаев указал, что движение к границе начали ещё три отдельные стрелковые дивизии этого округа, общей численностью под 50 тысяч штыков. А потом А. Исаев написал замечательную фразу по поводу того, что происходило в последние дни перед 22 июня в КОВО: Фактически выполнялись мероприятия заложенные в план Прикрытия…“.)

“…Для контроля за организацией марша Военный совет потребовал послать в каждую дивизию представителей оперативного отдела штаба армии. Но их просто не хватило бы, поэтому пришлось привлечь офицеров и из других отделов.

… Все это вынудило напомнить генералу Пуркаеву мою давнишнюю просьбу об увеличении состава оперативного отдела. Присутствовавший во время разговора генерал Антонов покачал головой:

- Эх, Иван Христофорович, где там увеличивать. Говорят, Генеральному штабу приказано в двухнедельный срок наметить новое сокращение штатов центрального и окружных аппаратов на двадцать процентов… Так что и ты прикинь, с кем тебе расставаться.

- Где этот приказ? — раздраженно спросил Пуркаев.

- Сегодня или завтра мы его получим, — спокойно ответил наш специалист «по организации и мобилизации».

- Вот когда получим, тогда и будем думать. — Помолчав, Пуркаев добавил: — А оперативный отдел я не позволю сокращать. Ищите за счет других отделов.

- Есть, Максим Алексеевич, — охотно согласился Антонов. Оставалась радоваться, что хоть сокращать-то начальник штаба запретил… (Приказ этот мы так и не успели выполнить: началась война. И мне впоследствии стало казаться, что просто не могло быть такого приказа за неделю до начала боев. Работая над этой книгой, я решил проверить, не подвела ли меня память. Оказалось, что такой приказ все-таки был.)…”

Интересно собирались устраивать “сокращение штатов центрального и окружных аппаратов на двадцать процентов“ в Генеральном штабе за неделю до начала войны. Жаль, не написал маршал, кто до такого додумался в наркомате обороны в Москве…. Жаль что не оставил своих мемуаров генерал армии А. И. Антонов, что в июне 41-го был начальником «Оргмоб управления» (”…специалист «по организации и мобилизации»…“) КОВО, а закончил Войну начальником Генерального штаба. Антонов считался выдвиженцем и даже «любимчиком» Сталина, и он как раз и мог бы пролить свет на те дни и прояснить — какую долю ответственности несут все должностные лица. От Сталина до командующих округов. Однако, в те годы, когда стала создаваться версия от Г. К. Жукова на события «22 июня», такие как Антоновы, через которых согласно их должностных обязанностей проходили все приказы и директивы из Генштаба в округа в последнюю мирную неделю, предпочли отмолчаться…

Таким образом, подытоживая воспоминания офицеров разного уровня в разных округах (особенно слова начальника оперативного отдела округа!), писавших свои воспоминания в разные годы и при разных правителях, выясняется, что в Прибалтике и на Украине, части этих округов начиная с 15 июня начали получать приказы из Генштаба на выдвижение к границе, на рубежи обороны. Части (стрелковые корпуса в КОВО и танковые дивизии в ПрибОВО) поднимались по тревоге, при этом они были все укомплектованы до практически полных штатов личным составом из числа резервистов, призванных на «учебные сборы» ещё в мае, были полностью отмобилизованы и вооружены для ведения боевых действий. То есть, все боевые части в Прибалтике и на Украине, получившие эти приказы (о которых прямо говорит Баграмян, служивший тогда в КОВО) по факту были приведены в состояние «полной боевой готовности» приказами из Москвы! Не по «собственной инициативе», не «вопреки тирану-Сталину», а именно по приказу из Москвы они приводились в боевую готовность и начинали выдвижение к границе начиная с 15 июня 1941 года, «на учения». (При этом эти части даже стрелковое вооружение уже имели самое новое — самозарядные винтовки СВТ-38, СВТ-40, которыми вооружали, прежде всего, именно боевые подразделения стрелковых частей.)

В штабы западных округов 15 июня из Москвы приходили телеграммы о выдвижении поднятых по тревоге частей в «районы сосредоточения» на «учения» (что по факту уже означает приведение частей этих округов в «полную боевую готовность», т. к. без приведения в боевую готовность не возможно воинскую часть отправить даже на учения). Командование этих округов отдавало приказы по округу своим частям второго эшелона, уже почти месяц укомплектованным личным составом и техникой для ведения войны, на выдвижение этих частей на заранее определенные рубежи обороны к границе. Или наоборот, некоторые части отводились от границы, на заранее подготовленные рубежи (были ведь и части первого эшелона, находящиеся непосредственно у самой границы).

Однако при этом выдвижение разным частям предписывалось в целях маскировки начинать в разные дни — 17 и 18 июня 41-го. При этом только командиры дивизий и корпусов знали точное содержание этих телеграмм-приказов из Москвы. Остальным офицерам сообщалось, что части убывают «на учения»…

Также разным частям ставилось свое конкретное время прибытия на рубежи обороны. Возможно, считали, что за эти дни противник ещё не продвинется так далеко от границы вглубь страны. Возможно, ещё сомневались в Кремле, что именно в ближайшее воскресенье, 22 июня, произойдет нападение Германии. А, возможно, что эти даты прибытия к местам обороны были назначены частям в том же КОВО умышленно. При таком разбросе времени стрелковые корпуса после 22 июня не имели времени элементарно занять оборону и окопаться (а ещё надо было разведку местности провести и т. п. мероприятия), вследствие запаздывания вступали в бой частями и громились немцами именно по частям. Хотя бы, потому что немцы уже захватывали данные рубежи. И наши части вступали в бой с ходу…

Например, “…31-й стрелковый корпус из района Коростеня к утру 28 июня должен был подойти к границе вблизи Ковеля. Штабу корпуса до 22 июня надлежало оставаться на месте;..» (в Коростене). Коростень находится в 300 км от границы и в 250 км от Ковеля по прямой, по карте (в реальности от Коростеня до Ковеля до 300 км по дорогам). Корпус должен был выйти из Коростеня 17—18 июня и прибыть в Ковель к 28 июня. 10 дней отводилось стрелковому корпусу чтобы пройти 300 км. 30 км в сутки. “…от восьми до двенадцати ночных переходов“.

Если пешком, как это частенько было уже в ходе войны, то, как раз 10 дней и надо. Но вообще-то в предвоенной армии должны были быть машины для перевозки личного состава и даже в ночное время вполне можно проехать гораздо большее расстояние, чем 30 км. Но самое главное, Ковель находится всего в 60 км от границы, от которой в сторону Ковеля как раз идет шоссейная и железная дорога. Интересно, командование КОВО, сколько времени отводило пограничникам и приграничным частям первого эшелона для обороны Ковеля, коли определяло прибытие частям второго эшелона аж почти через неделю после нападения? (Хотя для 36-го стрелкового корпуса, что ”должен был занять приграничный район Дубно, Козин, Кременец к утру 27 июня...», время прибытия под Дубно к 27 июня, в 120—150 км от границы, ещё можно с натяжкой считать «приемлемым».) Впрочем, сроки маршей ещё можно было сократить в случае необходимости…

Вместе с приказами из Москвы на выдвижение частей второго эшелона в районы сосредоточения» на «учения», а потом и на приведение оставшихся частей в «полную боевую готовность», командованию западных округов уже 15-го, а тем более 18 июня 1941 года наверняка и вероятная дата нападения Германии сообщалась — 22 июня. Но командование КОВО ставит задачу частям округа прибыть в места сосредоточения аж к концу месяца. Сначала Кирпонос готов начать войну уже 10 июня и дает команды занять «предполье», за что получает нагоняй из Москвы, но, получив точные указания из Москвы на выдвижение в это самое «предполье» 15 июня, дает команду частям преодолеть расстояние в 300 км аж за 10 суток! Жаль не пишет Баграмян, кто установил сроки выхода к границе для этих стрелковых корпусов — Москва или сам командующий Киевского особого округа генерал Кирпонос, при котором и служил начальником оперативного отдела округа полковник И. Х. Баграмян?

Почему я уверен, что командование западных округов уже 15-го, и точно уже 18-го июня знало вероятную дату нападения — 22 июня 41-го? А об этом говорится в вопросе, поставленном перед генералами (и среди них обязательно есть ответы выжившего на войне генерала Пуркаева, начальника штаба КОВО перед 22 июня) уже после войны: Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня; какие и когда были отданы указания по выполнению этого распоряжения и что было сделано войсками?”. Может быть рядовым командирам, как тому же замполиту танкового батальона в танковой дивизии Черняховского в ПрибОВО, и говорили 15 июня, что они убывают «на учения» по тревоге, но командующие округов, командиры крупных соединений четко представляли себе, для чего их части убывают к границе. Знали о дате нападения командующие округов, и уж тем более знали о дате «22 июня» начальник Генерального Штаба и нарком обороны. Наверняка они были извещены лично Сталиным, который и дал команду двинуть к границе войска второго эшелона с 15 июня. После того, как в газетах 14 июня было опубликовано то самое «Сообщение ТАСС», что якобы «дезориентировало» командиров РККА.

Так вот, командование ПриОВО, ЗапОВО и КОВО 15 июня получили телеграммы о начале выдвижения отдельных частей второго эшелона «на учения». А уже точное и конкретное «распоряжение о приведении в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня» было получено 18 июня в этих трех округах одновременно. После этого, в Прибалтике и на Украине, командованием были, сначала отданы необходимые приказы подчиненным им частям второго эшелона начиная с 15 июня выдвигаться к рубежам обороны к границе, в места “районов сосредоточения” (ещё раз напомню, не возможно провести «учения», не приводя части как минимум в «повышенную боевую готовность»). А затем, после 18 июня, стали приводиться в полную боевую готовность и остальные части этих двух округов. И тем более, должны были быть подняты по тревоге и убыть на рубежи обороны оставшиеся части второго эшелона — 4 механизированных корпуса в КОВО, что должны были убыть вместе со стрелковыми согласно майской Директивы, и все оставшиеся части округов в том числе. Правда, стрелковым частям второго эшелона в КОВО давалось «от восьми до двенадцати ночных переходов» и некоторые из них должны были прибыть в районы сосредоточения и обороны аж через 8 дней после 22 июня. А механизированные корпуса вообще, похоже, остались в местах своих расположений?

Однако, получив 18 июня распоряжения о приведении в «полную боевую готовность» частей своих округов и точную дату нападения — 22 июня, у командования Западных округов ещё было время дать команды на ускорение маршей для прибытия стрелковых частей второго эшелона в районы сосредоточения и для занятия рубежей обороны в 30—50 км от границы, как и было предусмотрено Директивой наркомата обороны от начала мая 41-го. Ведь ещё в начале мая округа получили “…оперативную директиву Народного комиссара обороны, которая определила задачи войск округа на случай внезапного нападения гитлеровцев на нашу страну…», которой и расписывались действия округов достаточно подробно. А в частях второго эшелона, что начали после 15 июня выдвигаться к границе, находились представители оперативного отдела штаба округа, подчиненные полковника Баграмяна.

Маршал И. Х. Баграмян и сообщает, что было указано в той, ещё майской Директиве наркома С. К. Тимошенко: В первом эшелоне, как и предусматривалось планом, готовились к развертыванию стрелковые корпуса, а во втором — механизированные (по одному на каждую из четырех армий). Стрелковые соединения (первый эшелон) должны были, во что бы то ни стало остановить агрессора на линии приграничных укреплений, а прорвавшиеся его силы уничтожить решительными массированными ударами механизированных корпусов (вторым эшелоном) и авиации. В дополнение к плану прикрытия директива наркома требовала от командования округа спешно подготовить в 30 — 35 километрах от границы тыловой оборонительный рубеж, на который вывести пять стрелковых и четыре механизированных корпуса, составлявшие второй эшелон войск округа. Все эти перемещения войск должны были начаться по особому приказу наркома…“.

«Особый приказ наркома» на «перемещения войск» поступил в западные округа 15 июня 41-го. Однако в эти дни ещё оставалась надежда сдвинуть дату нападения (которую Сталин уже знал точно) на более поздний срок. Для этого нарком иностранных дел СССР В. М. Молотов пытался выйти на встречу с самим Гитлером и параллельно проводились последние проверки по линии разведки сроков нападения. Однако после облета границы 18 июня стало ясно, что немецкие войска совершат нападение со дня на день, и 22 июня стало реальной датой. После этого вечером 18 июня и дается шифровка Генерального штаба в западные округа о приведение в полную боевую готовность всех частей этих округов и сообщается точная (предельно вероятная) дата нападения — 22 июня 41-го.

После получения этой шифровки, 19—20 июня у командования Западных округов ещё оставалось время на то, чтобы ускорить марши стрелковых частей второго эшелона на рубеж обороны и на то, чтобы поднять оставшиеся части второго эшелона (мехкорпуса), и ускорить и их выдвижение на рубежи им предназначенные. Механизированные корпуса, которые должны были просто закатать, как катком, своей мощью, вторгшегося врага. Но этого в реальности не произошло. Видимо наши генералы были уверены, что это только в Польше и во Франции Вермахт собирался воевать стремительными ударами-прорывами «Блицкрига». Но в России, немцы обязательно «поменяют» тактику и будут целую неделю тратить, чтоб пройти эти 30—60 км от границы. Т. е. предоставят нашим славным красноармейцам время для прибытия на рубежи обороны, время на занятие обороны, да и дальше немцы будут топтаться на этом рубеже, пока механизированные части не прибудут к месту боев… (И вроде бы по замыслу нашего командования стрелковые части первого эшелона стоящие непосредственно на границе и должны были обеспечить частям второго эшелона возможность выйти на свои рубежи…)

Рокоссовский
Константин Константинович.

Впрочем, похоже, что так «думали» за Вермахт один Кирпонос и Павлов, командующие КОВО и ЗапОВО. Да может ещё Жуков с Тимошенко в Москве. Тот же Рокоссовский в своих воспоминаниях пишет: “…Даже по тем скудным материалам, которые мне удавалось получить из различных источников, можно было сделать некоторые выводы из действий немецких войск в Польше и во Франции. Немцы заимствовали некоторые положения теории глубокого боя. В наступательных операциях ведущую роль они отводили танковым, моторизованным соединениям и бомбардировочной авиации; сосредоточивали все силы в один кулак, чтобы разгромить противника в короткие сроки; наносили удары мощными клиньями, ведя наступление высокими темпами по сходящимся направлениям. Особое значение они придавали внезапности…»

Рокоссовский пишет также, что ещё служа “… в Приморье и в Забайкалье в 1921—1935 годах…», в частях приграничных округов “… Имелся четко разработанный план прикрытия и развертывания главных сил; он менялся в соответствии с переменами в общей обстановке на данном театре. В Киевском Особом военном округе этого, на мой взгляд, недоставало…

А это уже из тех воспоминаний К. К. Рокоссовского, что были вырезаны при первом ещё советском издании его книги «Солдатский долг» в 1969 году: “…Служба в Красной Армии, в войсках, располагавшихся в приграничных районах, многому меня научила. Во всяком случае, имел полное представление обо всех мероприятиях, проводимых в войсках, в задачу которых входило обеспечение (прикрытие) развертывания главных сил на случай войны. Боевая готовность этих войск всегда определялась не днями, а часами…

… Довольно внимательно изучая характер действий немецких войск в операциях в Польше и во Франции, я не мог разобраться, каков план действий наших войск в данной обстановке на случай нападения немцев…”

Но тогда выходит, что командир 9-го механизированного корпуса КОВО, второго эшелона, генерал-майор К. К. Рокоссовский вообще не ставился командованием Киевского округа в известность о начавшихся выдвижениях частей первого и второго эшелона, и о том, что и его корпус должен начать выдвижение после 18 июня?!?! Также не упоминает Рокоссовский и о майской Директиве Генерального штаба, о которой пишет Баграмян, как о том самом варианте «плана прикрытия»… Но ведь как генерал-майор, командир механизированного корпуса приграничного округа К. К. Рокоссовский просто обязан был знать содержание майской Директивы Генштаба, что расписывала действия округа в случае нападения. Получается, что до командира 9-го механизированного корпуса, генерала Рокоссовского, начальника Новоград-Волынского гарнизона, командование Киевского округа не довело ни майскую директиву Москвы, ни приказ из Москвы от 15 июня?!? Но ведь он, как командир части второго эшелона, под командованием которого находится две танковые и одна механизированные дивизии, обязан был быть поставлен командованием округа в известность 15 июня, когда началось выдвижение к границе стрелковых частей второго эшелона! Это ведь не простые маневры, по прихоти командующего округом. На это была команда из Москвы! Но этого вообще нет в воспоминаниях маршала…

Читая дальше воспоминания Баграмяна и дойдя до событий 18 июня, когда в округа пошли телеграммы о приведении частей этих округов в полную боевую готовность, видно, что Баграмян либо об этой телеграмме тоже ничего «не знает», либо лукавит. Ведь его «воспоминания» писались после уже изданных и официально утвержденных версий начала войны от Г. К. Жукова, по которым части западных округов, приводились в полную боевую готовность только в ночь на 22 июня, но никаких команд до 22 июня из Генштаба и Наркомата обороны для западных округов вовсе не было. Однако об одной телеграмме из Генштаба Баграмян сообщает. Вот что пишет Баграмян об этих днях: “…В то же утро (19 июня) из Москвы поступила телеграмма Г. К. Жукова о том, что Народный комиссар обороны приказал создать фронтовое управление и к 22 июня перебросить его в Тарнополь. Предписывалось сохранить это «в строжайшей тайне, о чем предупредить личный состав штаба округа».

… По нашим расчетам, все фронтовое управление перевезти автотранспортом было не только трудно, но и слишком заметно. Поэтому было решено использовать и железную дорогу. Командующий округом приказал железнодорожный эшелон отправить из Киева вечером 20 июня, а основную штабную автоколонну — в первой половине следующего дня.

- А как насчет войск? — спросил я у начальника штаба.

- Пока поступило распоряжение лишь относительно окружного аппарата управления. А вам нужно, не теряя времени, подготовить всю документацию по оперативному плану округа, в том числе и по плану прикрытия госграницы, и не позднее двадцать первого июня поездом отправить ее с надлежащей охраной в Генеральный штаб. После этого вместе со своим отделом выедете вслед за нами на автомашинах, чтобы не позднее семи часов утра двадцать второго июня быть на месте в Тарнополе.

Я, естественно, выразил удивление, что командование выезжает на командный пункт без оперативного отдела: ведь случись что, оно не сможет управлять войсками, не имея под рукой ни офицеров-операторов, ни специалистов скрытой связи. Но предложение оставить со мной двух-трех командиров, а остальных во главе с моим заместителем отправить одновременно с Военным советом не было одобрено Пуркаевым. В этом нет необходимости, пояснил он: к утру 22 июня оперативный отдел будет уже в Тарнополе, а до этого вряд ли он потребуется.

… Вечером 20 июня мы проводили отправлявшихся поездом, а в середине следующего дня — уезжавших на автомашинах.

… В субботу (21 июня) мы закончили отправку всех срочных документов в Москву. К подъезду штаба округа подкатило несколько автобусов и грузовых машин.

… Я ехал на легковой машине в голове колонны. Бегло просмотрел газеты, в которые так и не удалось заглянуть днем. На страницах не было ничего тревожного.

И все же на душе было беспокойно. Видимо, потому, что я и мои помощники знали значительно больше, чем сообщалось в газетах.

… Непредвиденные задержки срывали график марша. Назревала угроза, что к 7 часам утра (22 июня) я не сумею привести свою автоколонну в Тарнополь. Привитое в армии стремление к точному выполнению приказа не позволяло мириться с этим. К тому же всю ночь мучила мысль, что на рассвете может разразиться война. Приказываю ускорить движение. Рассвет застал нас неподалеку от Бродов — небольшого, утопающего в зелени украинского местечка. Здесь мы сделали очередную десятиминутную остановку.

… Возвратившись в голову колонны, я собирался уже подать сигнал «Вперед», как вдруг в воздухе над Бродами послышался гул. Все подняли головы, вглядываясь в небо. Мы знали, что здесь у нас аэродром, на котором базируются истребители и штурмовики. Что-то рано наши летчики начали свой трудовой день…

… Но послышались гулкие взрывы…» Началась Война.

Может, И. Х. Баграмян и имел дар «предвидения», но, скорее всего и он тоже точно знал, что 22 июня начнется война. Ну, а дальше он сообщает о состоянии дел с мех корпусами второго эшелона: “… большинство соединений прикрытия (части первого эшелона) было рассредоточено в значительном удалении от государственного рубежа, а корпуса второго эшелона находились от него в 250—300 километрах. Удастся ли задержать врага (частями первого эшелона)? Иначе отмобилизование корпусов второго эшелона будет сорвано, и им придется вступить в сражение в их нынешнем состоянии — с большим некомплектом в живой силе и технике…».

Как же можно было удержать немцев стрелковыми корпусами первого эшелона, что в этот день тоже все ещё были в пути следования и так и не вышли в районы сосредоточения? А “корпуса второго эшелона КОВО, что находились от границы “в 250—300 километрах” (те самые пять стрелковых корпусов второго эшелона, общей численностью около 200 тысяч штыков, и четыре механизированных корпуса, общей численностью под 150 тысяч штыков, что должны были встретить врага в 30—50 км от границы, и что стали выдвигаться к границе после 15 июня), к воскресенью 22 июня действительно, так и не вышли в районы сосредоточения, были рассредоточены на ”значительном удалении от государственного рубежа», а, попросту говоря, были все ещё на марше.

Пограничники, конечно, проявляли чудеса героизма, но немцы наши заставы просто обходили и шли дальше, и реально небольшая горстка пограничников и приграничные части, никак не могли задержать Вермахт на границе на несколько дней. Стрелковые корпуса на марше вступали в бой с немцами разрозненно, частями и с ходу, не подготовив оборонительных позиций, пехота против танковых клиньев Вермахта. Наш первый эшелон немцы просто намотали на гусеницы, а наши стрелковые и механизированные корпуса второго эшелона вступали в бой также с ходу. Без подготовки.

Почитайте ещё воспоминания командира такого механизированного корпуса второго эшелона в КОВО генерал-майора К. К. Рокоссовского. Как он встретил войну, как уже после 22 июня ломал замки на складах, чтобы получить оружие и боеприпасы на базах вооружений (чьё командование также не было поставлено своим командованием в известность о возможном нападении и в воскресенье 22 июня отсутствовали на своих рабочих местах), как реквизировал грузовики и сколько расписок исписал при этом. При этом автомобили для своего мехкорпуса Рокоссовский реквизировал в соседнем городке, в 60 км от места дислокации штаба корпуса.

“…Каждый знал свое место и точно выполнял свое дело.

Затруднения были только с материальным обеспечением. Ничтожное число автомашин. Недостаток горючего. Ограниченное количество боеприпасов. Ждать, пока сверху укажут, что и где получить, было некогда. Неподалеку находились центральные склады с боеприпасами и гарнизонный парк автомобилей. Приказал склады вскрыть. Сопротивление интендантов пришлось преодолевать соответствующим внушением и расписками. Кажется, никогда не писал столько расписок, как в тот день…” (http://www.litru.ru/?book=391&page=20)

Но Рокоссовский хотя бы отказался отдать приданную ему артиллерию на полигоны «для стрельб» за неделю до 22 июня, которую начальник штаба Пуркаев просил ещё 10 июня отозвать с полигонов и вернуть в части. О, которой, написал даже Г. К. Жуков, мол, командующие КОВО и ЗапОВО по собственной инициативе отправили артиллерию своих округов на полигоны, не вернули её в части в преддверии войны. И именно 15 июня генерал Павлов, в своем округе, в Белоруссии, дает команду отправить всю корпусную артиллерию на полигоны «пострелять», к самой границе (сейчас это территория Польши). Зенитную, артиллерию, правда, собрали в кучу недалеко от Минска. Артиллерия в итоге так и осталась на тех полигонах и досталась немцам.

Рокоссовский как командир механизированного корпуса вообще не был поставлен в известность Командованием Киевского округа о телеграммах от 15-го и тем более от 18 июня. Ему не было известно о том, являлся ли его мехкорпус частью второго эшелона обороны, должен ли выдвигаться в район сосредоточения. Его не поставили толком в известность даже о том, что штаб округа убывает в Тарнополь 20 июня и зачем: “…Стало известно о том, что штаб КОВО начал передислокацию из Киева в Тарнополь. Чем это было вызвано, никто нас не информировал. Вообще, должен еще раз повторить, царило какое-то затишье и никакой информации не поступало сверху…“. «Сверху» — для комкора Рокоссовского, это значит из штаба округа, которому и подчинялся его корпус. При этом 9-й механизированный корпус Рокоссовского личным составом был укомплектован до полного штата, но техникой и теми же устаревшими танками — только на 30%. А ведь Рокоссовский служил в должности командира мехкорпуса уже полгода, а в КОВО служил с осени 1940 года. (Его 9-й мехкорпус начал своё формирование ещё в декабре 1940 года. Два, 4-й и 8-й мехкорпуса были сформированы ещё в июле 1940 года. Но, в отличие от остальных четырех мехкорпусов, КОВО, 15-го, 16-го, 19-го и 22-го, что начали формироваться вообще в марте 41-го, корпус Рокоссовского был укомплектован танками всего на 30 %. Меньше танков было только в 24-м мехкорпусе, что также был сформирован в марте 41-го.)

Похоже, что и в КОВО, как и в Белоруссии, в округе у Павлова, также пытались игнорировать распоряжения из Москвы о приведении частей в полную боевую готовность от 18 июня. И также не ставили в известность своих подчиненных генералов, командиров дивизий и корпусов «второго эшелона» о приказах и телеграммах из Москвы в последние дни перед нападением?!?

Из воспоминаний Баграмяна: “…Получив приказ отбросить вторгшегося противника за линию государственной границы, дивизии первого эшелона наших войск прикрытия под непрекращающейся бомбежкой устремились на запад. Первый удар немецкой авиации хотя и оказался для войск неожиданным, отнюдь не вызвал паники. В трудной обстановке, когда все, что могло гореть, было объято пламенем, когда на глазах рушились казармы, жилые дома, склады, прерывалась связь, командиры прилагали максимум усилий, чтобы сохранить руководство войсками. Они твердо следовали тем боевым предписаниям, которые им стали известны после вскрытия хранившихся у них пакетов.

Первыми выступили навстречу противнику передовые части 45, 62, 87 и 124-й стрелковых дивизий 5-й армии, 41, 97, 159-й стрелковых и 3-й кавалерийской дивизий 6-й армии, а также 72-й и 99-й стрелковых дивизий 26-й армии (72-й горно-стрелковой дивизией 26-й армии Киевского ОВО командовал генерал-майор П. И. Абрамидзе, о котором чуть позже, и это и есть, похоже, части первого эшелона? — К. О. Ю.).

Для того чтобы эти части заняли приграничные укрепления, им требовалось не менее 8—10 часов (2—3 часа на подъем по тревоге и сбор, 5—6 часов на марш и организацию обороны). А на приведение в полную боевую готовность и развертывание всех сил армий прикрытия государственной границы планом предусматривалось двое суток! …”

Эти «двое суток», это как раз то самое необходимое время, чтобы, получив 18-го числа распоряжение о приведении в «полную боевую готовность» всех частей округа, исполнить его к дате нападения — к 22 июня. Ведь 20 июня Штаб округа все же получил от Народного комиссара обороны приказ создать фронтовое управление и к 22 июня перебросить его в Тарнополь, куда и убыл из Киева…

Но если в КОВО выполнялись худо-бедно некие мероприятия по повышению боевой готовности, то в ЗапОВО, в Белоруссии, приказы из ГШ о выдвижении в «районы сосредоточения» от 15 июня отдельных частей первого и второго эшелонов, и «распоряжение о приведении в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня”, что было получено 18 июня, и по которому надо было поднимать уже все части второго эшелона - командованием округа, Д. Г. Павловым вообще было просто полностью проигнорировано и просаботировано. А это около 400 км практически открытого фронта вдоль советской границы. На котором, по «совершенно случайному», и «не предвиденному» нашим командованием стечению обстоятельств, Вермахт и нанес свой Главный удар. После которого в итоге и остальные округа-фронты стали сыпаться как домино…

Вот что написано по этому вопросу полковником А. Саввиным в газете МО РФ «Красная звезда» в № 220 от 3.12.08 г. (http://www.redstar.ru/2008/12/03_12/6_01.html):

“… Под давлением ухудшавшейся обстановки на западной границе Сталин 18 июня отдал распоряжение Наркомату обороны о дополнительных предупредительных мерах. Некоторые исследователи утверждают, что с разрешения Кремля начальник Генерального штаба направил командованию пяти западных военных округов и трех флотов (Балтийского, Северного, Черноморского) телеграмму или директиву, касающуюся приведения войск и сил в боевую готовность. Текстом этого документа исследователи не располагают. Но имеются косвенные свидетельства, что какой-то документ в войска и на флоты ушел. Дабы не быть голословными, приведем конкретные факты.

В 2008 году в издательстве «Кучково поле» вышла книга Владимира Ямпольского “… Уничтожить Россию весной 1941 г.», в которую включены материалы по делу командующего Западным фронтом генерала армии Д. Г. Павлова. В протоколе закрытого судебного заседания Военной коллегии Верховного суда СССР от 22 июля 1941 года есть такой эпизод. Член суда А. М. Орлов оглашает показания подсудимого — бывшего начальника связи штаба Западного фронта генерал-майора А. Т. Григорьева на следствии: “… И после телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня войска округа не были приведены в боевую готовность“. Григорьев подтверждает: “Все это верно“…

… Сохранился еще один документ, свидетельствующий о направлении 18 июня 1941 года, телеграммы начальника Генштаба в адрес командования западных военных округов. Это исследование, осуществленное в конце 1940-х — первой половине 1950-х годов военно-научным управлением Генерального штаба под руководством генерал-полковника А. П. Покровского. Тогда, еще при жизни Сталина, был обобщен опыт сосредоточения и развертывания войск западных военных округов по плану прикрытия государственной границы накануне Великой Отечественной войны. С этой целью было задано пять вопросов участникам тех трагических событий, занимавшим перед войной командные должности в войсках западных округов (фрагментарно ответы на некоторые вопросы были опубликованы в «Военно-историческом журнале» в 1989 г.)

Вопросы были сформулированы так:

1. Был ли доведен до войск в части их касающейся, план обороны государственной границы; когда и что было сделано командованием и штабами по обеспечению выполнения этого плана?

2. С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия, начали выход на государственную границу и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?

3. Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня; какие и когда были отданы указания по выполнению этого распоряжения и что было сделано войсками?

4. Почему большая часть артиллерии находилась в учебных центрах?

5. Насколько штабы были подготовлены к управлению войсками и в какой степени это отразилось на ходе ведения операций первых дней войны?

Командующие фронтами на завершающем этапе Великой Отечественной войны.
Первый ряд: И. С. Конев, А. М. Василевский, Г. К. Жуков, К. К. Рокоссовский, К. А. Мерецков.
Второй ряд: Ф. И. Толбухин, Р. Я. Малиновский, Л. А. Говоров, А. И. Еременко, И. X. Баграмян.

Редакция «Военно-исторического журнала» сумела опубликовать ответы на первые два вопроса, но когда подошла очередь отвечать на третий вопрос: «Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность?”, кто-то свыше распорядился прекратить публикацию. Но уже из первых двух ответов следует (особенно ответы генералов на вопрос № 2 С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?” - К. О. Ю.), что телеграмма (или директива) начальника Генштаба, видимо, была.

Генерал-полковник танковых войск П. П. Полубояров (бывший начальник автобронетанковых войск Прибалтийского ОВО) вспоминал после войны: 16 июня в 23 часа командование 12-го механизированного корпуса получило директиву о приведении соединения в боевую готовность. Командиру корпуса генерал-майору Н. М. Шестопалову сообщили об этом в 23 часа 17 июня по его прибытии из 202-й моторизованной дивизии, где он проводил проверку мобилизационной готовности. 18 июня командир корпуса поднял соединения и части по боевой тревоге и приказал вывести их в запланированные районы. В течение 19 и 20 июня это было сделано. 16 июня распоряжением штаба округа приводился в боевую готовность и 3-й механизированный корпус (командир генерал-майор танковых войск А. В. Куркин), который в такие же сроки сосредоточился в указанном районе». (в состав 12 мехкорпуса входила 202-я моторизованная, 23-я, и 28-я танковая дивизия полковника И. Д. Черняховского, в которой служил замполитом танкового батальона капитан (тогда) Челомбитько В. Е.- К. О. Ю.)

Генерал-майор И. И. Фадеев (бывший командир 10-й стрелковой дивизии 8-й армии ПрибОВО): 19 июня 1941 года было получено распоряжение от командира 10-го стрелкового корпуса генерал-майора И. Ф. Николаева о приведении дивизии в боевую готовность. Все части были немедленно выведены в район обороны, заняли дзоты и огневые позиции артиллерии“

Генерал-майор П. И. Абрамидзе (бывший командир 72-й горно-стрелковой дивизии 26-й армии Киевского ОВО): 20 июня 1941 года я получил такую шифровку Генерального штаба: «Все подразделения и части Вашего соединения, расположенные на самой границе, отвести назад на несколько километров, то есть на рубеж подготовленных позиций… Все части дивизии должны быть приведены в боевую готовность. Исполнение донести к 24 часам 21 июня 1941 года“…

Имеются и некоторые другие архивные документы, свидетельствующие о том, что 16—20 июня 1941 года войска на западе СССР приводились в боевую готовность. В Сборнике боевых документов Великой Отечественной войны (выпуск 33), вышедшем в Воениздате в 1957 году, опубликовано донесение штаба 12-го механизированного корпуса ПрибОВО о боевых действиях корпуса в период с 22 июня по 1 августа 1941 года. В нем говорится: 18.06.41 г. На основании директивы Военного совета Прибалтийского особого военного округа по корпусу был отдан приказ за № 0033 о приведении в боевую готовность частей корпуса, выступлении в новый район и сосредоточении…”

Вышеизложенное позволяет утверждать, что нападение Германии на Советский Союз не было внезапным для командования соединений и объединений западных военных округов…“.

И тем более нападение Германии на Советский Союз не было «внезапным» для командующих этих самых западных округов и тем более для начальника Генерального Штаба Красной Армии генерала армии Г. К. Жукова и Наркома Обороны СССР маршала С. К. Тимошенко, отдававших те самые приказы на выдвижение частей западных округов ближе к границе 15 июня из Москвы в округа. И тем более отдававших распоряжения о приведении в полную боевую готовность частей этих округов 18—19 июня 1941 года.

Посмотрите ещё раз, что пишет маршал Баграмян об этих днях. Ведь наверняка и его «ответы» были записаны после Войны на те самые 5 вопросов. И своими воспоминаниями в начале 1970-х он четко и однозначно отвечает на 2-й вопрос: «С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?”.

Однако дальше никаких вроде бы намеков на то, что были ещё какие-то распоряжения о приведении в полную боевую готовность от 18 июня или хотя бы 19-го. Но тогда перечитайте ещё раз ответ на послевоенные вопросы генерал-майор П. И. Абрамидзе, бывшего командира 72-й горно-стрелковой дивизии 26-й армии этого же Киевского ОВО, в котором начальников оперативного отдела округа служил полковник И. Х. Баграмян: 20 июня 1941 года я получил такую шифровку Генерального штаба: «Все подразделения и части Вашего соединения, расположенные на самой границе, отвести назад на несколько километров, то есть на рубеж подготовленных позиций… Все части дивизии должны быть приведены в боевую готовность. Исполнение донести к 24 часам 21 июня 1941 года“…

Дивизия Абрамидзе стала «горно-стрелковой» всего лишь в мае 41-го, но она всегда была в составе КОВО, участвовала во всех мероприятиях, от Польской до Финской и в Бессарабской кампаниях, и подчинялась только Киеву, а не напрямую Москве как Армии Конева и Лукина. Однако эта, находящаяся у самой границы дивизия 20 июня получила «шифровку Генштаба» о приведении в боевую готовность всех своих частей! И генерал Абрамидзе мог получить эту «шифровку Генштаба» только из штаба Киевского округа, от генерала Кирпоноса, его начальника штаба и своего непосредственного начальника, командующего 26-й армии КОВО. И дивизия Абрамидзе эту задачу выполнила и заняла свое место на «рубеже подготовленных позиций» первого эшелона.

Баграмян указывает те части, что первыми вступили в бой: “Первыми выступили навстречу противнику передовые части 45, 62, 87 и 124-й стрелковых дивизий 5-й армии, 41, 97, 159-й стрелковых и 3-й кавалерийской дивизий 6-й армии, а также 72-й и 99-й стрелковых дивизий 26-й армии…“.

Все дивизии 5-й и 6-й армии были из состава КОВО (участвовали в 1940 году в Бессарабской компании, а до этого в Финской и в Польском походе, т. е. считались имевшими боевой опыт) и команды получали только из штаба округа, а не напрямую из Москвы, как могли бы, к примеру, дивизии из 19-й Армии Конева, или 16-й Лукина, прибывавшие в КОВО в эти же дни. Почему же командир 72-й дивизии Абрамидзе получал 20 июня шифровку Генштаба, и ему была поставлена задача донести об её исполнении своему непосредственному командованию (т. е. командующему КОВО Кирпоносу) к полуночи 21 июня (!!!) 1941 года, а начальник оперативного отдела (!) штаба Киевского округа о ней «не знает» и в своих воспоминаниях не упоминает??? Наверное, потому что в это время оперативный отдел Киевского округа 20 июня грузился на машины и на телеграфе с телефоном, чтобы принять шифровку из Генштаба о приведении частей округа в боевую готовность, просто никого не оказалось… Наверное потому что «узел связи» также убыл вместе со штабом округа в Тарнополь.

Баграмян написал, что утром 19 июня “… из Москвы поступила телеграмма Г. К. Жукова о том, что Народный комиссар обороны приказал создать фронтовое управление и к 22 июня перебросить его в Тарнополь. Предписывалось сохранить это «в строжайшей тайне, о чем предупредить личный состав штаба округа»…“. И дальше сразу переключился на рассказ о том, как они грузили машины у штаба округа 20 июня. А ещё рассказал, что в субботу, 21 июня отправлял срочные документы округа в Москву. Т. е., оперативный отдел до последнего, до вечера субботы 21 июня находился все же в штабе округа, в Киеве, но не мог принимать «шифровки Генерального штаба». А может, слегка лукавит И. Х. Баграмян?

Впрочем, на подобном «лукавстве» Баграмяна уже подлавливал исследователь Ю. Мухин в своей книге «Если бы не генералы», о том, как штаб Кирпоноса, в котором находился и Баграмян, умудрялся преодолевать уже осенью 41-го, при выходе из «Киевского котла» по 10 км за несколько суток… Да и писал свои «воспоминания» И. Х. Баграмян о начале Войны в 1971 году, сразу после того как в 1969 году вышли «Воспоминания» Г. К. Жукова, который самым полым образом, всю вину за «не приведение в боевую готовность» частей западных округов свалил на Сталина. Мол, он не дал ему, и Тимошенко привести части этих округов в полную боевую готовность заранее, до нападения Гитлера на СССР.

А может все же, дал, и такие команды-шифровки на приведение частей этих округов в полную боевую готовность именно 18—19 августа и пошли в западные округа? И может «Директива № 1 от 21 июня 1941 года», все же вовсе не приводила части западных округов в боевую готовность, как вслед за Г. К. Жуковым «вспоминали» и Баграмяны? Тем более этой директиве Баграмян вообще-то не очень большое внимание уделяет в своих воспоминаниях. Да и «Директивой» её вовсе не называет — всего лишь телеграммой-предупреждением с указанием конкретных мероприятий. Но её почему-то «принимали» аж 2 часа…

“…В 0 часов 25 минут 22 июня окружной узел связи в Тарнополе начал прием телеграммы из Москвы. Она адресовалась командующим войсками всех западных округов. Нарком и начальник Генерального штаба предупреждали, что «в течение 22—23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев», и требовали, не поддаваясь ни на какие провокационные действия, привести войска «в полную боевую готовность встретить внезапный удар немцев и их союзников». Далее в телеграмме указывались конкретные мероприятия, которые следовало осуществить:

«а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;

б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;

в) все части привести в боевую готовность; войска держать рассредоточенно и замаскированно;

г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава; подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;

д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить».

Только в половине третьего ночи закончился прием этой очень важной, но, к сожалению, весьма пространной директивы. До начала фашистского нападения оставалось менее полутора часов.

Читатель может спросить, а не проще было бы в целях экономии времени подать из Генерального штаба короткий обусловленный сигнал, приняв который командование округа могло бы приказать войскам столь же коротко: ввести в действие «КОВО-41» (так назывался у нас план прикрытия государственной границы). Все это заняло бы не более 15—20 минут.

По-видимому, в Москве на это не решились. Ведь сигнал о вводе в действие плана прикрытия означал бы не только подъем всех войск по боевой тревоге и вывод их на намеченные рубежи, но и проведение мобилизации на всей территории округа…»

А вся хитрость в том, что эта «Директива» не играла особой роли (и не должна была!) в повышении «боевой готовности» частей западных округов. Она всего лишь подтверждала ранние распоряжения и предупреждения о том, что Война начнется действительно 22 июня. Ею, “Нарком и начальник Генерального штаба предупреждали, что «в течение 22—23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев»…“, и не более того.

Но дальше Иван Христофорович Баграмян вполне справедливо пишет о том, что отправлять в округа до зафиксированного факта нападения Германии на СССР распоряжений, сигналов о введении в действие «Планов прикрытия» («КОВО-41» для Киевского округа), как и объявлять в СССР заранее «Мобилизацию», было нельзя. Это давало Гитлеру возможность обвинить СССР и Сталина в агрессивных приготовлениях по нападению на Германию и всю Европу, и на это Сталин как раз пойти не мог.

Воспоминания замполита танкового батальона (максимум майора тогда) в Прибалтике и начальника оперативного отдела штаба округа (полковника) на Украине совершенно совпадают в части, касающейся событий от 15 июня 41-го, когда пошли команды из Москвы на выдвижение к границе частей и подразделений этих округов «для учений». Но у них вроде нет никакого упоминания о том, что 18 июня пошли «шифровки Генерального штаба» из Москвы на приведение частей этих округов в полную боевую готовность (абстрактной «боевой готовности» не бывает: либо «постоянная» в мирное время, либо «повышенная», либо «полная» в предвоенный и военный период), о которой показал командир 72-й горно-стрелковой дивизии 26-й армии генерал-майор П. И. Абрамидзе на той же Украине.

Но замполита танкового батальонам никто и никогда о таких «шифровках Генерального штаба» в известность никогда не ставил и не поставит. А вот начальник Оперативного Отдела штаба Округа об этой телеграмме-шифровке от 18-го или 19-го июня, которая ставила задачу отдельным дивизиям занимать установленные им ”рубежи подготовленных позиций” и определяла, что ”Все части дивизии должны быть приведены в боевую готовность. Исполнение донести к 24 часам 21 июня 1941 года…», обязан был знать, согласно своих должностных обязанностей…

Впрочем, очень может быть, что ещё могут выйти новые, «дополненные» версии книг маршала Баграмяна, с дополнениями, что в те годы вырезались цензурой. Кто знает… Но даже того, что описали в своих воспоминаниях маршал И. Х. Баграмян, маршал К. К. Рокоссовский и генерал-майор П. И. Абрамидзе, вполне достаточно, чтобы понять картину происходящего в КОВО, а на основе этого понять, как должны были развиваться, и как на самом деле развивались события в западных округах (приложите сюда воспоминания офицера из танковой дивизии И. Д. Черняховского в ПриОВО). А картина получается такая.

Согласно Директиве от начала ещё мая 41-го, в западных округах должны были отработать некий «план прикрытия границы». Согласно этого «плана», после получения команды из Москвы, примерно в 10—15 км от границы выставляются стрелковые части первого эшелона. За их спинами, в 30—35 км выстраивается оборона второго эшелона из стрелковых и механизированных корпусов. А затем в западных округах, прибывшие из внутренних округов армии (две армии прибыли только в Киевский округ), выстраивают третий эшелон обороны. Первый эшелон из стрелковых дивизий приводится в боевую готовность «повышенную» (как минимум) и начинает выдвижение к границе (на «учения»), или от границы, на свои рубежи после 15 июня, после получения из Москвы того самого особого распоряжения (”Все эти перемещения войск должны были начаться по особому приказу наркома…“). Второй эшелон, состоящий из стрелковых и механизированных корпусов округа (и даже командиры крупных частей) в это время должен быть оповещен (в обязательном порядке!) о начале выдвижения частей первого эшелона, и также должен начать приводиться в «повышенную» боевую готовность и выдвигаться к своим рубежам обороны к границе — занимать оборону в тылу частей первого эшелона.

О событиях связанных с датой 15 июня и идет разговор в вопросе № 2, заданном после войны нашим генералам: “С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?”. При этом получается что в «распоряжении войскам прикрытия» на «выход на государственную границу» оговаривалось и количество этих частей первого и второго эшелонов. И ответы на этот вопрос частично и были опубликованы в «Военно-историческом журнале» в 1989 году. И именно об этом выходе войск прикрытия на госграницу и написал сам Г. К. Жуков, мол, нарком Тимошенко рекомендовал провести учения в западных округах в сторону границы.

Дополнительную команду на выдвижение и на приведение в боевую готовность «полная», “ в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня“, оставшиеся части и мехкорпуса должны были получить 18—19 июня. И в эти же дни части второго эшелона, в которых для координации действий находились офицеры штаба округа в том же КОВО, должны были получить команду на ускорение движения к границе, чтобы занять оборону на своих рубежах к 22 июня. Времени после 18 июня, для того чтобы даже находящиеся в своих казармах мехкорпуса успели выйти к своим рубежам обороны вполне достаточно. Ведь как пишет начальник оперативного отдела штаба Киевского округа полковник Баграмян, “…на приведение в полную боевую готовность и развертывание всех сил армий прикрытия государственной границы планом предусматривалось двое суток! …“

И о событиях связанных с датой 18 июня, говорится в вопросе № 3: “Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня; какие и когда были отданы указания по выполнению этого распоряжения и что было сделано войсками?“

После войны был задан и такой вопрос, о том, что сделали с артиллерией округов командующие Павлов и Кирпонос, которую Рокоссовский и ему подобные все же смогли «отстоять» и оставить в своих корпусах, вопрос № 4: “Почему большая часть артиллерии находилась в учебных центрах?” Но ответы на эти и тем более на следующие вопросы ещё долго будут скрыты от исследователей…

Ну, а как было на самом деле, и поведали и маршал Рокоссовский в 1968 году, и маршал Баграмян в 1971 году. Как и генерал-майор Абрамидзе, и генерал Пуркаев, и многие другие выжившие генералы с западных округов, они после войны давали свои ответы-«показания» о том, как начиналась Война… Выводы же, как говорится, можете сами сделать. Что это было со стороны командования конкретного Киевского округа — «разгильдяйство», «халатность», или умышленное не исполнение своих должностных обязанностей, что в военное время расценивается только и исключительно как предательство, и за что же на самом деле расстреляли командование всего соседнего ЗапОВО, Белорусского округа? Историкам в этом ещё долго придется разбираться…

Самое забавное в истории с «учениями» начатыми 15 июня в западных округах то, что первым о них упоминает, и написал в 1969 году именно — маршал Жуков, в своих бессмертных и много раз переиздаваемых после его смерти «Воспоминаниях и размышлениях». В которых маршал пытается всех уверить вот уж 40 лет, что только в ночь на 22 июня в части западных округов пошли распоряжения о приведении этих частей в боевую готовность.

В своих «мемуарах» Г. К. Жуков пишет: “нарком обороны С. К. Тимошенко рекомендовал командующим войсками округов проводить тактические учения соединений в сторону государственной границы, с тем, чтобы подтянуть войска поближе к районам развертывания по планам прикрытия (т. е. в районы развертывания и обороны на случай нападения Германии — К. О.). Эта рекомендация наркома обороны проводилась в жизнь округами, однако с одной существенной оговоркой: в движении (к границе, на рубежи обороны) не принимала участие значительная часть артиллерии. Дело в том, что дивизионная, корпусная и зенитная артиллерия в начале 1941 года ещё не проходила полигонных боевых стрельб и не была подготовлена для решения боевых задач. Поэтому командующие округами приняли решение направить часть артиллерии на полигоны для отстрела…“.(с.242 М. 1969 г.)

Как замечательно и гибко сказал правду «великий маршал Победы». Скрыть факт выдвижения частей округов к границе было никак нельзя. И Г. К. Жуков нашел ну очень обтекаемое слово — нарком обороны С. М. Тимошенко, оказывается «рекомендовал» командующим западными округами Кирпоносу, Павлову и Кузнецову провести «тактическое учения соединений округов» в сторону границы. Не приказал своей директивой или приказом, а именно «рекомендовал». Нарком обороны типа «посоветовал» командующим западными округами: «А не устроить ли вам дорогие товарищи генералы в своих округах не большие тактические учения в сторону границы? На всякий случай. Но если что: я вам ничего не «советовал»…». А артиллерия отсутствовала в боевых порядках частей, когда началась Война, потому что командующие округов («невинные жертвы сталинизма») решили пострелять на полигонах за неделю до 22 июня…

Проведенная в мае-июне «скрытая мобилизация» и ”тактические учения соединений“, о которых так лукаво написал Георгий Константинович, и есть, по факту, приведение войск в «повышенную» и «полную боевую готовность». И даже Г. К. Жуков не может скрыть этого, хотя всячески пытается напустить туману и при этом пытается уверить всех, что команду на приведение частей западных округов в боевую готовность им с Тимошенко разрешили дать только в ночь на 22 июня!

Трудно, наверное, представить себе, что наши генералы могли осознанно и умышленно организовать такое в июне 41-го? А разве эти генералы 41-го чем-то отличаются от генералов 1990-х в Чечне? Или отличаются от генералов, что «отрекали» царя Николая-2 в феврале 1917 года? Разные бывают генералы. Откуда-то ведь все-же берутся Власовы в итоге… А ведь тоже перед войной кто-то повышал таких в должностях. Протаскивал их через Испанию, или Монголию с Финской… Потом ордена-медали раздавал, да на вышестоящие должности выдвигал. Наши «разоблачители сталинизма» тут же находят «виновного”: это Сталин и тащил таких и выдвигал. Мол, без его «воли» не назначили бы Кирпоносов и Власовых на высокие должности перед войной!!! Но, видимо не просто так Тимошенко, бывший наркомом обороны в июне 41-го, не оставил никаких «мемуаров»… А ещё был кто-то в политбюро, кто курировал Армию…

Но если кто-то думает что Павловы (и Власовы, коих расстреляли около полусотни за время войны и после неё за предательство) были пошло «завербованы» иностранными спецслужбами, то жестоко ошибается, пытаясь таким образом бросить тень на светлый образ «реабилитированных жертв сталинских репрессий». Наши генералы, Кирпоносы и Павловы (да и Власов, конечно же), были люди исключительного благородства, и мечтали только об одном — свергнуть тирана-деспота Сталина, и срочно замириться с Германией, в которой немецкие, такие же благородные гудерианы свергнут Гитлера. «Ослабляя мобилизационную готовность войск» Павловы не предательством занимались! Они хотели таким образом остановить Мировую Войну и спасти миллионы советских граждан от гибели неминуемой!!!!

Первым и достаточно откровенно о предательстве командованием западных округов, о том, как начиналась Война, на примере Киевского особого военного округа (КОВО) написал К. К. Рокоссовский в 1968 году. Но он умер, не дождавшись выхода своей книги «Солдатский долг». Его книгу тщательно отредактировали, но писавший следом за ним свои «Воспоминания и размышления» в 1969 году Г. К. Жуков уже не мог не указать некоторые вещи сказанные Рокоссовским, или которые знали многие ветераны. Такие как организованные приказами из Москвы «учения в сторону границы» за несколько дней до 22 июня, что по факту говорит о том, что части были приведены в боевую готовность и убыли в районы сосредоточения для отпора врагу. Так же Жуков не мог не сказать, куда подевалась артиллерия западных округов, которой просто не оказалось в боевых порядках. Ну а маршал Баграмян в своей книге «Так начиналась война» в 1971 году, описал эти дни уже достаточно подробно, как очевидец, находящийся в гуще событий, находящийся в те дни в штабе Киевского округа. Ведь через него и проходили все приказы и директивы из Москвы. А историкам и исследователям остается только самая малость — внимательно перечитывать эти мемуары и воспоминания и восстанавливать мозаику тех дней…

Козинкин О.Ю.
6 декабря 2009 г.

Обсудить: http://www.1partner.ruwebnn.ru/forum/index.php?fid=7
В сети: http://www.kob.1partner.ruwebnn.ru/history/files/m8.shtml


www.kob.1partner.ruwebnn.ru © Правда - Бог, 2008-2010. Написать письмо